Мума. Олег Бондаренко

 

 

Да простит мне Бог и сам Тургенев эту шутку. Ибо, очень давно хотел переписать мучивший меня рассказ. Ну, и у вас всех прошу прощения, за эту попытку. Но. Видимо. пришло время.

Итак.

Барыня Василиса Петровна владела большим поместьем. И тысячей душ крепостных. Большие деньги. Она выжимала их из крепостных с потом и кровью. Тем более, что Василиса была жестока, прижимиста и скора на расправу. На конюшне постоянно кого-нибудь секли. Причем, за малейшие проступки. И единственным, кого она не наказывала, был огромный дворник Герасим.

Бессловесный, поскольку немой и безответный, поскольку, несмотря на свой грозный вид, был робок и нежен. Он убирался, по дворницкому делу, значит был при барыне. И по двору, и по огромному дому, и вообще… И работал хорошо. Поэтому, вроде как, был на хорошем счету у неё.

Среди челяди выделялась Татьяна. Приживалка при барыне, а если точнее, то её племянница. Что, впрочем, нисколько ей не помогало. Барыня держала её в чёрном теле. И постоянно попрекала её куском хлеба и помыкала ей. Татьяна работала вместе с крепостными и одевалась так же. Да и спала в людской.

Василиса Петровна не выносила плохого запаха и неблагородного поведения. А какой уж тут запах, коли весь день за скотиной ухаживаешь. Чем и занималась Татьяна.

Герасим был любимцем Пелагеи. А она была за стряпуху на кухне со помощницами. Барыня говорила, что у неё повар хранцузский. Ну так вот, этим поваром и была Пелагея.

И она частенько помогала убираться большому добродушному увальню с голубыми глазами. Когда Пелагея заглядывала в эти глаза, то от неё уходила печаль о проданных соседнему помещику детях и об муже, уже как двадцать лет ушедшему в солдаты и пропавшему в каком-то из походов Суворова.

Она вдруг чувствовала давно забытое волнение в груди и задыхалась.

Поэтому, когда она услышала о случае, произошедшем вчера вечером, то сердце её оборвалось.

Собачка малюсенькая, беспородная, Мума, как мыча звал её Герасим, забежала в господскую часть дома и нагадила прямо на любимый ковёр барыни.

Та немедленно вызвала Герасима и, недолго думая, приказала утопить маленькую и единственную радость его сердца.

Пелагея не спала всю ночь и на утро пошла к Герасиму.

Она дала ему мешок с одеждой, едой и цельный рубль, который собирала много лет. И попросила бежать. Вместе с Мумой. Она говорила всё это с упавшим сердцем и болью в глазах. Ведь больше никогда ей не увидеть его голубые глаза.

Герасим мычал что-то ей в ответ, но она не слушала его. Вернее, не хотела слушать и понимать.

- Беги, беги, беги, - это всё, что она могла ответить ему.

А потом пошла стряпать на кухню, и всё валилось у неё из рук. Герасим убирал и старался не встречаться с барыней.

Но вечером она опять вызвала его и напомнила о своём приказе.

- Чтобы к завтрему! С самого утра утопил эту свою мерзавку! - Строгим голосом приказала она.

А Пелагея, как раз, на грех, стояла при ней с подносом и кофием - новым модным напитком, от которого барыню передёргивало и кривило так, что Пелагея никому другому не доверяла эту повинность. Она с удовольствием смотрела, как Василиса Петровна пила кофий, плевалась, крестилась и проклинала того, кто придумал этот богопротивный напиток.

Ну, так вот.

Услышав её повторный приказ, богобоязненная Пелагея поняла, что та не отступится, а её любимый Герасим, так и не решится сбежать.

Весь вечер она стояла на коленях и клала земные поклоны, темнея лицом и прося прощения, а потом...